| К оглавлению | |
|
Глава 9. В войну думай о мире, а в мир готовься к войне. Рейсвикский договор (1693-1698).
|
|
Любая война рано или поздно кончается. Подходят к концу запасы боеприпасов, пушечного мяса и терпение населения воющих сторон. Людовик со своими министрами начал задумываться о мире уже в 1693 году и готов был ради этой благой цели, скрепя сердце, даже признать Вильяма Оранского законным королём. Однако это не означало, что французский король согласился бы отказать Якову в политическом убежище и выслать его из Франции, на чём всё время настаивал Оранский.
К этому времени якобитский двор во Франции рос как на дрожжах. Число английских, шотландских и ирландских беженцев в Сен-Жермене и Париже увеличивалось не по дням, а по часам. С 1688 по 1692 года острова покинуло около 35000 якобитов. 60% из них составляли ирландские "дикие гуси" с их семьями, 35% - англичане, 5% - шотландцы. Но если ирландцы в массе своей были простыми солдатами, то англичане и шотландцы представляли родовую аристократию.
Высокородных якобитов даже не останавливала угроза конфискаций их владений на родине английскими властями. В большинстве своём планировавшие переезд на ПМЖ на сен-жерменскую дачу ушлые якобиты загодя переоформляли свою собственность на остававшихся в Англии родственников и ничего фактически не теряли. Похоже, Англия была первоначальным источником всех хитрых схем, законных и не очень, по уходу от налогов и сокрытия имущества в дружественных оффшорах. Но как бы то ни было, неконтролируемый приток беженцев-якобитов сильно беспокоил французское правительство.
|
| якобиты в Сен-Жермене - как у себя дома |
С одной стороны, для французской разведки якобиты в изгнании представляли отличный инструмент для сбора информации, ибо у тех в Англии оставались родственники и друзья, которые в своих письмах с готовностью выбалтывали всё что знали обо всех происходивших на острове делах и делишках, о лондонских сплетнях и дворцовых интригах. Французы даже наладили целую сеть по сбору разведанных с помощью переписки якобитов. Заведовал ею секретарь Якова граф Мелфорт, вернувшийся в сентябре 1693 года из Ватикана. С французской стороны в этом важном деле ему помогал, а в чём-то и составлял конкуренцию аббат Евсевий Ренодо (Eusèbe Renaudot), известный бука, ориенталистг и полиглот, прекрасно владевший английским языком и поддавшийся на уговоры французского военно-морского министра поработать на разведку.
|
|
| радикал Мелфорт | эрудит Ренодо |
Но с другой стороны, среди понаехавших тут якобитов было полным полно шпионов. А учитывая болтливость Якова и его двора, можно не сомневаться, что английское правительство было осведомлено о происходящем во Франции не хуже своих коллег по другую сторону ламаншской лужи. Кроме того, англичане благодаря полученным данным от своих шпионов среди якобитов перехватили немало агентов, посланных из Сен-Жермена в Англию. Французское правительство всё это прекрасно понимало и пыталось взять под контроль поток якобитских беженцев.
Так все прибывающие в Сен-Жермен или убывающие оттуда в Британию должны были получить специальное на то разрешение из Версаля. Даже были введены квоты на приём беглых якобитов. Более того, французские власти пытались контролировать всю входящую и выходящую сен-жерменскую корресподенцию. А на якобитские публикации во французской прессе была введена строгая цензура.
В общем, в то время как Версаль хотел сделать якобитов надёжным подручным инструмент в достижении целей французского правительства на международной арене, для чего их посылали с различными дипломатическими и не очень заданиями по всей Европе, Лондон так же использовал своих шпионов среди якобитов для целей своей контрразведки.
И вот, начиная со второй половины 1693 года, число встреч и совещаний представителей якобитского двора и французского правительства резко пошло на убыль. Верно, французы уже думали о предстоящем перемирии и не хотели чересчур раздражать англичан. Разумеется, наши якобиты почувствовали веющий из Версаля холодный ветерок и начали повышать градус, заваливая главу французского МИДа маркиза де Круасси (Charles Colbert de Croissy) и аббата Ренодо отрывками из отчётов английских агентов с утопичными планами как лучше насолить Англии.
|
|
Круасси: - Ну достали уже эти якобиты!
Diables de l'île! |
Особенно в этом преуспевал вернувшийся только что из ватиканской командировки-ссылки граф Мелфорт, который тут же развил чересчур бурную деятельность и уже 1 октября 1693 года представил Круасси прожект о посылке войска в 30000 голов в Англию, чтобы свергнуть Оранского. Министр обороны эту сумасбродную идею, разумеется, отверг, дипломатично сославшись на трудности логистики по поддержанию нормального снабжения такой крупной военной группировки на британском острове... а оставшись наедине, покрутил пальцем у виска.
Якобиты в Англии, вероятно, также почувствовашие угасание к ним интереса из Сен-Жермена, посчитали Мелфорта непомерно радикальным со своими бредовыми идеями, отпугивающими Версаль, и послали к Якову умеренного якобита графа Миддлтона (Charles Middleton, 2nd Earl of Middleton).
Он был старым знакомцем Якова, к которому Миддлтон втёрся в доверие, когда тот был ещё герцогом Йоркским и Албани, благодаря чему и стал сначала одним из двух государственных секретарей по шотландским делам, а затем представлял интересы Якова в Палате общин. После Славной Революции Миддлтон, за которым прочно укрепилось амплуа якобита, остался не у дел и с готовностью принял предложение соратников отправиться к Якову в помощники.
Он прибыл в Сен-Жермен где-то в январе 1694 года, по дороге просидев недельку в каталажке у английских пограничников, откуда только ленивый не сбегал. Поэтому Миддлтон там долго и не задержался. На якобитском дворе он сразу же принялся помогать Мелфорту в его нелёгкой "секретарской" деятельности. А в июне французы вежливо попросили Якова выслать из Сен-Жермена поднадоевшего им экстремиста Мелфорта. Да и аббат Ренодо также предпочёл заняться более мирными науками и отстранился от английско-якобитских делишек. Таким образом, единственным "секретарём" Якова, то бишь главой якобитской разведки, стал Чарльз Миддлетон.
Для Сен-Жермена то был не лёгкий период. Ибо Франция несла большие военные издержки, как в материальных ресурсах, так и в пушечном мясе. А тут ещё как назло последовала череда неурожайных лет. Простые французские люди, как всегда, принялись искать крайнего, повинного в их бедах. Не понимавшие тонкостей большой политической игры, они с готовностью приняли удачно пущенную утку, что виновниками всех их несчастий были якобы британские якобиты. И хотя французы всё ещё считали их католическими мучениками, страдавшими за свою веру, но ропот недовольства и якобитами, и войной в целом катился по бескрайним французским просторам. Что ещё больше подталкивало Людовика к заключению мира.
Переговоры между четырьмя монархами: Людовик XIV (Франция), сборная Аугсбургской лиги - Вильям Оранский (Англия, Нидерланды), Карлос II (Испания), император Леопольд (Священная империя) о послевоенном устройстве мира - и судьбе беглого английского короля в том числе - начались в мае 1697 года в голландском городе Рейсвик (Rijswijk) в принадлежавшем Оранскому дворце Huis ter Nieuburch. Конечно, там заседали дипломаты-переговорщики, а начальники посылали им ЦУ из своих резиденций.
|
| голландский Huis Вильяма Оранского |
Пятому королю, якобитскому, не оставалось ничего другого, как выразить свой формальный протест против этих переговоров в целом, так как они де-юре лишали его возможности притязаний на корону. О чём Яков вяло и проблеял в июне. Но, разумеется, мнение экс-короля никого не волновало.
А переговоры тем временем шли полным ходом. Поначалу дипломаты пытались договориться всем скопом. Но как у лебедя, рака и щуки, так и у них за несколько недель жарких дебатов ничего путного не вышло. Тогда Людовик и Оранский назначили по одному своему полпреду - француз маршал Буфле (Louis-François de Boufflers) и англичанин Вильям Бентинк граф Портлэнд (William Bentinck, earl of Portland), - которые уединились от всех и начали втихомолку проводить встречи вдвоём, соревнуясь в модности своих париков.
|
| |
| Буфле: - У меня выше поднимается! | Портлэнд: - А мой толще и объёмней! |
В итоге им удалось расписать проект мирного договора, с которым, однако, ни император Леопольд I, ни доходяга король Испании Карлос II, возомнив себя пупами земли, по началу не согласились. Тогда французские и английские переговорщики на Леопольда попросту забили, а испанского короля, слабого телом и духом, как-то уломали, и 20 сентября 1697 года под дружные аплодисменты мировой общественности был подписан мирный договор между Францией с одной стороны и Англией, Испанией и Голландией с другой.
|
| Вот так вот, вуаля! La paix, messieurs! |
Конечно, не обошлось без взаимных уступок и компромиссов. Если вкратце, то договор возвращал границы к довоенным - как в Европе, так и в Америке... с некоторыми нюансами.
Ожидаемо якобиты нашли мало чего для себя приятного в этом мирном договоре, в котором Людовик признавал Вильяма Оранского легитимным английским монархом и обязывался никоим образом не содействовать якобитам в их гнусных замыслах. Но с другой стороны, французский король напрочь отказался от высылки Якова и других якобитов из списка английского дипведомства, чего так добивался Оранский. Так что якобиты могли и дальше пользоваться гостеприимством сен-жерменской дачи.
На самом деле Людовик надеялся и рассчитывал, что у Якова хватит ума - увы, не хватило, - уехать самому, что упростило бы переговоры и усилило бы позицию французской стороны. Впрочем, на переговорах Буффле дал понять Портлэнду, что, вероятно, такой умный человек как Яков сам решит перебраться куда-нибудь в Авиньон, на папскую территорию. В ответ на это смутное обещание Портлэнд также расплывчато заявил, что в таком случае английское правительство подумает о выплате Марии Моденской причитавшуюся ей часть королевского наследства в размере 50000 £. Обменявшись такими устными заверениями, Буффле и Портлэнд к взаимному удовольствию сторон замяли тему высылки Якова из Франции и задвинули её в долгий ящик.
Кстати, у Якова была уже прекрасная возможность продолжить свою королевскую карьеру. Ибо как нельзя кстати в июне 1696 года скончался польский король Jan III Sobieski. А короли там были выборные, как президенты. И местные польско-литовские магнаты предложили сей почётный пост нашему Якову.
|
| Przyjdz do nas, Pan Jakow! |
Французский посол сообщил о сём радостном известии домой своему королю, а Людовик переслал это предложение, от которого трудно было отказаться, в Сен-Жермен Якову. Но тот, упрямец, взял да отверг это приглашение на царствование, сославшись на то, что ежели он станет королём в Польше, то истинные англичане этого не поймут и сочтут его недостойным короны Англии.
Так вот, ещё за месяц до подписания мирного договора, в августе, Людовик снизошёл до личной встречи с Яковом, дабы объяснить для самых непонятливых крайнюю необходимость мира для Франции, а следовательно и для него, Якова.
В некотором смысле Рейсвикский договор хорошо приложился по самолюбию Людовика. Ибо его тайная супруга мадам Ментенон всегда называла Оранского принцем, а теперь ей приходилось величать его королём.
|
| - Ну как же так, дорогой? |
Чтобы как-то смягчить эту досадную неувязочку, Людовик несколько приумножил оказываемые им почести Якову и Моденской. Когда по осени 1697 года французский двор отправился в Фонтебло на свои ежегодные шашлыки, Яков с Моденской получили там как никогда самые лучшие почести и обхождение.
|
|
| Фонтебло по осени снаружи | и внутри |
Надо заметить, что Яков принял этот удар по своим амбициям достаточно смиренно. Верно, ему уже всё было по барабану. Но вот его якобиты роптали и перешёптывались. Дабы положить этому конец, в ноябре Якову посоветовали собрать весь свой двор в Сен-Жермене, объяснить для самых непонятливых - благо, Людовик его уже надоумил, как это делать, - необходимость мира и запретить своим придворным открыто молоть языками на эту сколькую тему.
В феврале 1698 году в Париж прибыл первый после войны английский посол. Им стал уже знакомый нам граф Портлэнд, умевший найти общий язык с французскими коллегами. 17 февраля он помпезно нарисовался в Версале для вручения верительных грамот Людовику, где по этому торжественному случаю собралось множество французской знати, среди которой затесалось немало и бесшабашных якобитов, что привело к неприятному конфузу. Так что на следующий день Людовику пришлось даже послать словечко секретарю Якова Миддлетону с предупреждением на будущее, дабы в дни посещения английским послом Версаля якобитами там и не пахло.
Потихоньку тема высылки якобитов из Франции стала забываться. Ибо и дураку стало ясно, что ни Людовик не собирается лишать Якова своего покровительства, ни Оранский выплачивать королевское наследство Марии Моденской. А тут ещё на прояснившееся было европейское небо тёмной грозовой тучей стала надвигаться приближающаяся кончина бездетного испанского короля Карлоса II. А претендентов на его наследство в виде испанской короны со всем прилагающимся было как минимум трое. Тут уж ни Оранскому, ни Людовику стало вовсе не до места прописки Якова с его якобитами, и они, по взаимному молчаливому согласию сторон, закрыли эту тему.
Тем временем политическая активность в Сен-Жермене потихоньку затухала. С началом перемирия были оставлены - на время, конечно, - все попытки якобитских заварушек в Англии. И Яков мог теперь совсем спокойно наслаждаться жизнью.
|
|
La vie прекрасна,
Ланфрен-Ланфра, Quand не опасно, Я в Saint-Germain! |
Из-за отсутствия прежнего финансирования ему пришлось распустить свою армию из ирландских якобитов в изгнании на службе короля в изгнании. Но зачем она ему теперь была нужна? И многим "диким лебедям" пришлось в буквальном смысле лететь на паперть.
Английские дипломаты как чумных сторонились Якова и Моденской и старались обходить стороной мероприятия, дворцовые приёмы и всякие там пикники в Фонтебло, когда там присутствовала чета, бывшая некогда королевской. Пожалуй, лишь один английский дипломат не гнушался их присутствием. Мэтью Прайор (Mathew Prior), поэт и дипломат, мастер тайной дипломатии, любимец Оранского, являлся помощником английского посла и до этого подсоблял тому во время работы над Рейсвикским договором. И, вероятно, в силу своих творческих наклонностей и присущего интриганам любопытства Прайор внимательно наблюдал за якобитской четой. В 1698 году он писал: "Наши друзья из Сен-Жермена сверкают блистательно". Впрочем, далее он так продолжал о французском дворе - "Они вежливы с нами, но они ненавидят нас, они любезны с королём Яковом, но они презирают его". А лично Яков произвёл на Прайора впечатление "старого хвастуна... тощего, потёртого и согбенного." ("You never saw such a strange figure as the old bully is, lean, worn and riv'led.")
|
|
"Поэзия глупа!" В суждении таком
|
|
|
